Она напряженно прислушивалась: Ворон говорил громко, прерывисто.
– Но чем же я могу помочь?
– За ним майор из уголовного розыска приехал – некий Колосов! Ты же его знаешь, знаком с ним… Они Скуратова в прокуратуру повезли… Надо немедленно ехать туда, дать показания в его пользу, выручать…
– Миша, не волнуйся. Конечно, если ты настаиваешь. Это, наверное, какое-то недоразумение.
– Через четверть часа я приеду. Выходи. Ты просто обязан помочь. Не только к тому майору, к его начальнику нужно, к прокурору…
Ворон глотал слова от волнения. Связь оборвалась.
– Мишка просто не в себе. Даже заикается. – Мещерский повесил трубку. – Скуратова арестовали. Может, поэтому сегодня ко мне и ваши не приехали?
– Возможно. – Катя хмурилась. – А знаешь, я жутко перетрусила, когда раздался звонок. У меня ни одной мысли в голове.
Мещерский искоса глянул на нее. Пошел в прихожую, сдернул с вешалки куртку.
– Сережа, Вадя не советовал нам выходить, – осторожно начала Катя.
– Но я должен разобраться, в чем там дело? – Мещерский уже одевался. – Мишка сейчас подъедет.
– Тогда и я с тобой!
Катя заявила это таким тоном, что он и не пытался ей возражать. Сама же она колебалась: Кравченко категорически запретил ей выпускать Мещерского из квартиры. Но… во-первых, это был не тот звонок. «Возможно, – подумала Катя, – ОН уже не может звонить, потому что сидит в кабинете следователя…»
Она вздрогнула. Скуратов? Странно, а ей всегда казалось, что он…
Она чувствовала: в глубине души она сама жадно ждет Ворона. Возможно, он сейчас что-то расскажет, прояснит. Они спустились во двор.
– А какая у него машина? – поинтересовалась Катя.
– Понятия не имею. – Мещерский настороженно оглядывал набережную. Летние сумерки. Редкие автомобили. А вон и прохожие – парень катит на роликах. Старуха с собакой.
– Наверное, Никита слишком круто там с ними обошелся, – сказал он. – У Мишки просто зуб на зуб не попадал. Нет, ну такие новости…
– Сережа, – Катя внезапно остановилась. Замерла на месте. – Сережа, погоди… А откуда Ворону известно, что ты знаком с Колосовым?
Мещерский смотрел на нее. Она преградила ему путь.
– Откуда это ему известно? – повторила Катя. – Ведь ты же никогда с ним об этом не говорил. И вместе вы никогда не появлялись. Нет… появлялись! В институте, когда ОН назначил тебе встречу, когда Колосов задержал Астраханова. – Катя судорожно вцепилась в рукав Мещерского. – Что ОН тебе потом написал, помнишь? «Я тебя видел, а ты меня – нет». Он видел там и тебя, и Никиту. И Астраханова задержали на его глазах. И он все понял! Ты понимаешь это, Сережа? Он понял, что вы с Колосовым заодно. Ворон был в институте и следил за вами. Следил за тобой…
Она не успела договорить. ШУМ МОТОРА . Приближающаяся по набережной на большой скорости модная автомашина. Темная иномарка. Пыльная, с тонированными стеклами – не увидишь, не различишь, кто за рулем.
Мещерский внезапно резко оттолкнул от себя Катю. Оттолкнул как можно дальше от проезжей части. А сам рванулся к машине.
Мужчины – кто вас поймет? Кто заглянет в ваше сердце? Кто отличит вашу отвагу от вашей глупости? Благородство, жертвенность от… Катя от неожиданности, от испуга не успела даже его удержать. Едва не потеряла равновесие.
Машина остановилась. Из нее вышел человек.
ЭТО БЫЛ НЕ МИХАИЛ ВОРОН.
– Сережа, да на вас лица нет! Что случилось? – Он пристально всматривался в их лица. – Вам Ворон звонил?
– Д-да, – Мещерский застыл на месте. – Я ничего не понимаю.
– Я тоже! Он что – совсем уже спятил? Позвонил час назад мне домой, назначил здесь встречу, сказал, что Скуратова арестовали по подозрению в убийстве Абдуллы, что его надо немедленно выручать, что вы предлагаете ехать нам всем в милицию, потому что хорошо знаете человека, арестовавшего Скуратова…
– Я знаю?
– Да, вы, Сережа.
Катя… Впоследствии она никак не могла вспомнить, ЧТО ЭТО БЫЛО? Мираж, кошмар, наваждение, помрачение ума?! Его спокойная, уверенная, вкрадчивая речь, его шаги – всего-то несколько шагов, когда он неторопливо обогнул капот, подходя к Сережке, заговаривая ему зубы, завораживая его – СОБОЙ . Его взгляд… А ведь он взглянул и на нее, даже чуть улыбнулся, здороваясь. И она…
Она никогда не думала, что это может произойти именно так. Она была готова к нападению, но…
Но она растерялась! Этот уверенно-вкрадчивый монолог… Всего какие-то секунды, доли секунд…
– Вы предлагаете ехать в милицию, потому что хорошо знаете человека, его арестовавшего…
– Я знаю?
– Да, вы, Сережа.
Он ударил Мещерского в лицо кулаком с размаха и одновременно схватил за куртку, не давая ему упасть. Втолкнул на переднее сиденье.
Катя бросилась к машине. Но ОН опередил ее, оказавшись уже за рулем. Он был стремителен и силен. Уверен в себе. Он чувствовал себя полным хозяином положения. И он не боялся. Катя почувствовала это! ОН абсолютно никого не боялся. Это они панически боялись его. И в этом была его сила. Его преимущество.
Катя рванула дверь машины – заперто, автоматика! Сквозь тонированное стекло она с трудом различала окровавленное лицо Мещерского. Он был без сознания. Водитель сидел рядом с ним, в двух шагах от Кати. Темный силуэт. Тень.
Она снова рванула дверь, ломая ногти… Камень бы, кирпич – разбить стекло…
Заработал мотор. Машина тронулась. Он даже не очень спешил. Ничего не боялся. Катя чувствовала: ее пощадили. Не тронули, потому что даже не приняли в расчет.
Глава 42
ДИВАНИ [5]
Темнота. Боль.
Мещерский с трудом приоткрыл глаза. Темнота. Он ничего не видел. Там, где он находился, не было света. Попытался пошевелиться и не смог. Попытался закричать и…
Липкий пластырь на губах. Руки скованы наручниками. Он чувствовал холод стали на своих запястьях. Ноги в щиколотках туго стягивала веревка, врезалась в тело, причиняя боль.
Боль…
Лицо, голова…
Он получил удар прямо в лицо. Страшный по своей силе удар. И потерял сознание. Пришел в себя уже в машине. Увидел ЕГО рядом с собой, увидел дорогу и… Снова получил удар – по голове. Снова погрузился во тьму. Кромешную, черную.
Переносица, скулы нестерпимо болели. Нельзя было дотронуться. Он с трудом подтянул скованные руки, ощупал разбитое лицо. С усилием перевернулся на бок. Куртка и рубашка задрались, он чувствовал кожей влажную прохладную землю. Да, он лежал на голой земле. Там, где он сейчас находился, был земляной пол – плотно утрамбованный, упругий.
И этот странный неприятный тяжелый запах… Приглушенный, но вместе с тем отчетливо различимый.
Вдруг он почувствовал сквозняк. Откуда-то потянуло прохладой, словно открыли окно или дверь. И запах сразу стал резче. Мещерский ощутил тошноту. И услышал шаги.
В темноте кто-то ходил. По звуку – ходили по дощатому полу. Или настилу. Доски гнулись, скрипели. Потом темноту прорезала полоска света. Мещерский приподнялся. В дальнем конце помещения – довольно просторного, что было ясно даже в темноте, – открылась дверь. Она находилась не на уровне пола, а чуть выше. От нее вниз вели семь кирпичных ступеней. А дальше был черный утрамбованный земляной пол – гладкий и ровный. Мещерский увидел вспыхнувшую электрическую лампочку – голую, не прикрытую абажуром – И ЕГО на ступенях. И у НЕГО в руке был пистолет.
В Харитоньевский, в штаб-квартиру военно-исторического общества, в Берсеневку, в конно-спортивный клуб, были направлены оперативные группы и областной ОМОН. Но в Харитоньевском не обнаружили никого, кроме дежурной охраны. А в Берсеневке обслуга клуба в один голос твердила, что после отъезда милиции и Скуратова «гости» тоже разъехались в спешном порядке. Причем каждый на своей машине.
В розыск по горячим следам сразу объявили «Вольво» черного цвета, принадлежащую военно-историческому обществу, «ДЭУ-Нексия» темно-синего цвета и темно-серую «Мазду». Спустя час «Мазду» обнаружили брошенной, без водителя, в пяти километрах от МКАД. В машине нашли права на имя владельца Ворона Михаила Михайловича. Но сам Ворон исчез.
5
Бешенство.