Катю смущало лишь одно: все происходило в суетном, набитом сотрудниками вестибюле, обстановочка вроде бы к романтическим объяснениям не располагала. Но Никита, а это всем в главке известно, в родном кабинете днюет и ночует. Так где ж ему еще, такому деловому и занятому, крутить личную жизнь?
Катя шмыгнула к автомату, продающему кока-колу. За этим красным гробом в вестибюле могла спрятаться не только она, а целая рота спецназа.
Колосов то и дело нетерпеливо поглядывал на часы. Но вот он наконец кого-то увидел, приветственно махнул рукой. Катя насторожилась за своим автоматом, как вдруг…
В дверях главка появился Мещерский. Отдал пропуск дежурному, они с Колосовым крепко пожали друг другу руки. И лицо Никиты разом прояснилось. Было видно, что он рад старому приятелю, с которым они не виделись очень давно.
Мещерский тоже был рад встрече, но Катя была готова поклясться – его физиономия… Как бы это поточнее сказать? Если про Колосова можно было сказать, что он угрюм, устал и зол на что-то до крайности, то для Мещерского подходила лишь одна избитая фраза: краше в гроб кладут. Бледен до синевы, небрит, глаза красные, воспаленные. Он словно бы провел еще одну бессонную ночь. Но гулянкой тут и не пахло.
В темных глазах Мещерского мерцала лихорадка – иначе Катя, наблюдавшая за друзьями из своего потайного угла, и выразиться не могла. Лихорадка, страх и неистовое, мучительное беспокойство. «Прямо комок нервов, а не Сережка, – подумала Катя. – Что еще опять стряслось, что он примчался сюда, к Никите, даже не сказав мне?»
После визита в музей они с Мещерским еще не перезванивались. Вадим Кравченко, например, понятия не имел, где пропадает его закадычный дружок. А Катя… У нее сейчас было ощущение, что ее самым обидным образом обошли. Как? Они встречаются с Колосовым явно по какому-то серьезному делу (и она в принципе догадывалась, по какому), обмениваются информацией, о чем-то сговариваются. Она видела, как Мещерский уже в вестибюле тихо и горячо начал что-то рассказывать Никите, а тот направил его к лестнице, явно намереваясь увести в недра управления.
Катя быстренько оценила обстановку. Ах так… Ну, ладно, погодите. Не на ту напали! Красться за ними по пятам было, конечно, самоубийством, у Колосова глаза на спине – это в главке все знают. Если они заметят ее, начнут врать, изворачиваться: да так, просто Серега заглянул на огонек, случайно…
Мещерский отчего-то хотел, чтобы его визит в Никитский переулок остался для Кати тайной. Отчего? Она провожала взглядом их спины и затылки. Странно, но ведь всего неделю назад Сережка так рвался в милицию с этим своим причудливым известием о кассете, так жадно расспрашивал про Колосова и, казалось, абсолютно ничего от Кати не скрывал, что же произошло за эти сутки такого, что он вдруг бросил все, примчался на Никитский, оторвал Колосова от всех его страшно важных и секретных «убойных» дел?
Они скрылись в глубине служебного коридора, Катя ринулась другим путем – по черной, пожарной лестнице.
В управлении розыска – тишина. Муха пролетит – слышно. А все потому, что, во-первых, среда – день, когда все сотрудники разъезжаются по районам области, а во-вторых, обеденный перерыв.
Теперь благополучно бы миновать любопытную досужую дежурку, где капитан в форме только делает вид, что разговаривает по телефону. На самом деле особа женского пола, тихо, хищно шмыгающая мимо запертых кабинетов, его крайне интригует. Слава богу, тут такие извилистые коридоры – заблудишься. Катя завернула за угол. Ага, мы спасены!
Она благодарно взирала на Доску почета, откуда на нее строго и равнодушно поглядывали лучшие из лучших областного розыска. Если кто сейчас и спросит, что она тут делает, она ответит: выбираю героя для очередной серии очерков «Солдаты правопорядка». Изучаю ордена, медали, погоны. Читаю таблички с фамилиями под снимками.
Катя тенью скользнула вдоль Доски почета. А вот и кабинет начальника отдела убийств. Никита смотрел на нее со второго снимка в первом ряду. Катя никогда его не видела в форме, только на этом вот парадном фото. Орден, медали, почетные знаки. Да, это вам не «а на груди его широкой висел полтинник одинокий и то за выслугу годов»… Никита – храбрец, и наград у него немало.
Господи, как голоса у них гудят из-за двери, как из трубы! Она приникла к двери негостеприимного кабинета. Нет, так по-шпионски все равно ничего не выйдет. В розыске двери – броня, ни одного словечка вражескому уху. А, была не была…
– Ну что, не ждали?
Она, как ей грезилось, била на эффект неожиданности. В каком-то фильме показывали, жизнерадостной комедии. Катя распахнула дверь – ручка выскользнула, дверь адски грохнула об косяк…
Хмурое, раздраженное лицо Никиты. Тревожное – Мещерского. Да, они ее не ждали. И она им помешала: она сразу это почувствовала. Она была сейчас совершенно лишней в этой напряженной атмосфере чисто мужского делового общения.
Они говорили о чем-то очень серьезном – Катя это сразу поняла по лицу Мещерского. И разговор этот не предназначался для посторонних ушей.
Катя почувствовала, что краснеет – как рак, как клюква, как «цветущий миндаль». Впервые в жизни она не знала, как вывернуться, как сохранить лицо.
– Никита, я… я зашла спросить…. я хотела тебя спросить…
И тут вдруг Мещерский подпрыгнул на своем стуле как мячик.
– Катя, он мне звонил! – выпалил он. – Звонил сегодня ночью!
Катя услышала тяжкий-тяжкий вздох. Колосов встал с непроницаемым лицом, выволок из угла стул и подвинул к ней. Начальник «убойного» всегда категорически вежлив с женщинами. Но Катя поймала на себе его взгляд. Непереводимый на русский, «цензурный» язык.
А то, что им потом рассказал Мещерский… Катя, как и в ту ночь, когда впервые услышала о кассете, нет-нет да и ловила себя на мысли: да полно, правда ли это? Не насмотрелся ли друг Сережка триллеров в час совы? Ведь частенько в кинострашилках показывают, как кровавый маньяк-серийник от нечего делать, от скуки зеленой начинает терроризировать звонками положительную героиню, которую играет или Сигурни Уивер, или Ким Бессинджер, или умница Джоди Фостер. Но…
Она наблюдала и за Колосовым. Как он слушает Сергея. Внимательно и вместе с тем отрешенно. Мысли Никиты заняты чем-то другим. Чем? Ах, кто бы знал…. Но Мещерский, старый его друг, позвонил, срочно попросил о помощи. И вот Колосов отложил все свои дела (на час, не более) и слушает, слушает друга…
– Ну, а сам-то ты что обо всем этом думаешь, Сережа? – спросил он хмуро, когда Мещерский, вконец выговорившийся, умолк.
– Я не знаю, что думать. Но клянусь тебе, Никита, все это было – и кассета, и убийство на ней. Да и он сам это сегодня ночью подтвердил.
– Иван, Сергей, Варфоломей… – Колосов обнаружил, что слушал пересказ телефонного разговора внимательно. – А может, это кто-то тебя разыгрывает?
– Кто?! Шутишь!
Катя поморщилась. Хлебнул бы Серега валерьянки, что ли. Или водки. И чего так вопить? Тут ведь не глухие.
– Я к тебе за советом, – устало сказал Мещерский. – Что мне делать? Сообщить в милицию?
– А ты где сейчас? На Марсе? – хмыкнул Колосов. – Ты мне дословно пересказал этот ваш диалог?
Мещерский кивнул.
– Что ж, речь незнакомца связная, не лишенная живости и логики. На параноидальный бред мало похожа. Поступки тоже… Екатерина Сергеевна, а ты ничего не желаешь нам сказать? – Никита впервые обратился к ней, и Катя подумала: это его первые слова за два месяца. Ровно столько они не виделись – с самой весны.
Она неопределенно пожала плечами. Что говорить? То, что она верила Мещерскому? Верила, потому что видела и его страх, и растерянность?
– Кассета появилась в институте при большом стечении народа во время торжеств по поводу юбилея. Я потом там побывала, и место это не то чтобы мне понравилось или не понравилось, а… Очень трудно, Никита, предположить, что там, в таком учреждении, могло произойти нечто подобное. В это почти невозможно поверить. – Катя кинула взгляд-извинение в сторону Мещерского и быстро оговорилась: – Но это на самом деле случилось. И звонок тому подтверждение.